Глава 38

-Я хочу сегодня обсудить с вами, как превратить Камелот в процветающую землю? Мне доложили, что голод уничтожил еще два поселения на севере, как нам быть? — Артур с надеждой взглянул на советников, пытаясь увидеть, что у них уже есть решение, но никто, странное дело, не отзывался ему. Мерлин упрямо смотрел в окно, наблюдая, очевидно, за мухой, что лениво ползла по лунному витражу, Николас просматривал какие-то бумаги, Моргана сидела, сплетая и расплетая пальцы… Артур же надеялся именно на них, на их разум, на их навыки.

-Перелл? Вендреди? — с отчаянием уже вопрошал Артур, глядя поочередно то на одного рыцаря, то на другого. Из всех присутствующих только Гавейн усердно думал, но не мог ничего предложить, остальные же словно спали или находились в полусне, а, может, и вовсе не слышали короля. — Мерлин!

Друид встрепенулся, откашлялся, обернулся к королю и понял, что от него уже давно ждут хоть какого-то слова, решения, ответа…

-Да-а, кхм, — Мерлин поднялся к столу, постоял, подумал и, наконец, заговорил, — наша проблема состоит из трех частей. Первая — голод, вторая — саксонские завоеватели и наемники, третья — дипломатические связи. Наемники причиняют большой вред полям и хозяйствам, а вдобавок — засуха и неурожай, среди скота — мор. Мы не можем покрыть даже собственные запасы текущего периода, а запасти и вовсе будет нечего.

-Значит, у нас одна проблема, — жестко влезла Моргана, и Артур перевел взгляд на нее, ожидая продолжения. — Наемники и дипломатия подождут. Проблема в том, что население вымирает. Центр держится, столица пока еще в безопасности, а на севере, говорят, объели даже мох.

-Нам негде взять зерна! — возмутился Перелл. — Где? Неурожай! Все, что мы можем, мы рассылаем, но наемники стоят на каждом тракте, а то, что доходит, мало по количеству!

-Будем закупать? — неуверенно предложил Гавейн. Он был очень робок в вопросах политики и управления. Его собственная земля держалась на волевом управлении его жены.

-Казна пустеет, — развел руками Монтегю, — пока Моргана не придумала вводить какую-то перепись налогов и сборов, черт знает что было! Растащили все, что можно было растащить. Станем покупать — вылетим в дыру.

-Поднимем налоги! — уверенно заявил Кармелид, — соберем сбор с народа, накупим зерна и раздадим…

Тяжелое молчание воцарилось за столом.

-Сам понял, что сказал? — ласково осведомился Николас. Кармелида бросило в краску.

-Будем просить, — предложил Гавейн, пытаясь сгладить ситуацию.

-Те, кто могут дать нам зерно, не признают бастарда Артура за короля, — напомнила Моргана. — Господа, мы уже в яме. Единственная надежда на помощь Мелеаганта.

-А почему в его землях нет неурожая? — щелкнул пальцами Грегори. — Север Камелота рядом с его границами, позвольте, если я ошибаюсь…

-Да потому что! — красноречиво фыркнула Моргана. — Камелот за грехи наказан.

-А земли де Горр у нас безгрешные? — осторожно поинтересовался Мерлин. — Но я согласен, придется просить у Мелеаганта. Мука, зерно, мясо…

-Этого разве хватит? — тихо спросил Артур, о чем-то размышляя. — Даже если принц будет щедр и поможет нам, даже если…

Артур махнул рукой, впился взглядом в лакированную столешницу, что-то пытаясь решить для самого себя. Моргана насторожилась. Она не любила этой тихой решимости Артура, тогда моно было ожидать всего.

-Значит так…- Артур медленно поднял голову, — Моргана, бери пергамент, чернила…пиши!

Пораженная неожиданной резкостью и этой переменой от растерянности к жесткому слову, фея покорилась, потянулась к ларцу, стоящему рядом с нею, извлекла свежий лист пергамента, открыла бутылочку с чернилами и взяла остро заточенное перо, приготовившись писать.

-Моим именем… да, как обычно ты там ставишь? Вот, приказываю открыть королевские запасы зерна для народа. Также… открыть зернохранилища всех знатных домов, у кого под началом больше двух дюжин людей… собирать согласно… не знаю, Моргана, напиши, посчитай, кто, сколько должен отдать. Суть такая, что тот, кто владеет большей частью земли и людьми отдает больше.

Общий шум нарастал. Никому особенно не хотелось открывать свои запасы для народа. Все сразу же начали припоминать другу свои долги, кто-то со стороны Грегори открыто начал выражать свое возмущение.

-Мы честно трудились! Это наше зерно!

-А что останется нашим людям?!

-А кто посмотрит в глаза нашим голодным детям?

-Благородно, но глупо, знать не поддержит! — вынес вердикт Николас.

-Знать подчиняется мне, — напомнил Артур, пытаясь перекричать этот шум. — Ваши отцы и прадеды избрали род моего отца правителем, наделили властью над вами, так теперь несите свой долг!

-Самодурство!

-Я не отдам…

-Мы все возместим! — нашелся Мерлин. — Казна королевства возместит со временем все ваши затраты.

-Да, — согласилась Моргана, — но когда это будет? Артур, запасы знатных родов в этом году тоже не такие большие, я знаю. Их должно хватить только на жизнь отдельной земли, немного для продажи… не станешь же ты рушить рынок?!

-Почему, если мой народ погибает? — спросил Артур, обращаясь к Моргане. — Если есть что-то на продажу, значит, это можно забрать, оно лишнее!

-Оно не лишнее! — возмутилась фея, — Артур, послушай меня, за наше зерно, наши меха и мясо мы покупаем те товары, которых нет у нас, и удерживаем хоть какие-то дипломатические связи. Если ты обрушишь сейчас всю торговлю, выгребая подчистую кладовые…

-Я должен спасти народ! — упорствовал Артур, пока остальные члены совета то затихали, то смирялись, то пытались высчитать, сколько могут оторвать от собственных запасов, чтобы осталось и на торговлю, и на пропитание. Гавейн отчетливо жалел, что сейчас рядом с ним нет его жены — уж она бы до зернышка могла сказать, сколько у них запасов.

-Грядет зима, народ не сможет прожить собирательством! — на сторону Артура вступил Монтегю. — Как им быть? Если сейчас еще есть травы да коренья, то когда будет зима…

-Это еще не будет так плохо, — пообещала Моргана, — вы, господа, должны знать, что зима не так страшна, как весна, когда уже нет запасов, но еще нет свежего. Весна всегда тяжелое время, а в нынешних условиях, весна унесет больше жизней, чем зима.

-И что ты предлагаешь? — Артур потерял терпение. — Ты отвергаешь каждое предложение, так, пожалуйста, мы слушаем тебя! Что ты предложишь, кроме как идти за помощью в земли де Горр? Что?

-Не смей повышать на меня голос! — предостерегла Моргана, поднимаясь из-за стола, теперь она смотрела на Артура с вызовом и плохо скрытой яростью. — Не смей, братец! А что я предлагаю…создать союз. Не с твоей кровью и знатью, а с другими землями.

-Зачем? — не понял Артур.

-Для взаимопомощи, — объяснила терпеливо Моргана. — Мы, например, даем мех, нам — зерно. Если против кого-то из наших союзников начинается война, мы вступаем, поддерживаем. Это будет взгляд в будущее, Артур!

-Какое еще будущее? — обозлился Гавейн. — Народ умирает! Умирает, фея! Он не продержится до нереального «завтра».

-Тогда открой свои закрома, — предложила Моргана, — и вы, господа, тоже. Откройте свои хранилища, раздавайте хлеба. И все-таки, де Горр!

-Артур, мой король, — Кармелид решил воспользоваться моментом, — все мои запасы всегда твои, но, проблема в том, что мне и в хороший год не хватает для моих людей.

-Что и требовалось доказать! — возвестила Моргана. — Всё, Артур…

-Помолчи! — прикрикнул король на фею, та покорно смолчала, но было видно, что она озадачена не меньше его ситуацией и ни один из выходов не устраивал ее.

-Откроем закрома королевства, будем собирать зерно в помощь с ваших домов, — подвел итог измотанный, уставший и вконец растерянный Артур, — я не вижу другого выхода. Я напишу письмо с мольбой к де Горру. Это и его народ тоже. Он не может быть черствым к горю своих же людей.

-В этом и проблема, — тихо, чтобы никто не услышал, проговорил Мерлин, — в этом и проблема, что ему эта беда очень выгодна.

-А что с графом Уриеном? — неожиданно спросил Кармелид. — У него всегда были богатые земли, пусть высыпает и свои закрома!

***

-Видел, что прислал Артур? — Мелеагант брезгливо швырнул свиток пергамента с сорванной печатью Пендрагона к Уриену, — прочти, разрешаю.

Уриен, заинтригованный сверх меры, слегка страдающий от пережитого ночью ужаса и опьянения, покорно взял свиток, развернул и прочел. Строки прыгали у него перед глазами, сливались, и он только через пару минут осознал смысл письма.

-Там что, все так плохо? — с тревогой спросил Уриен, откладывая свиток в сторону. Ему представилась истощенная Лея, лежащая в обмороке, Моргана, еще более худая, чем при первой встрече, безучастная ко всему, почти прозрачная…

-Да ну тебя, — усмехнулся Мелеагант, — не во всем Камелоте, пара северных частей, да немного на востоке. Столица в порядке. Пока в порядке…

-И как? — Уриен уловил зловещее «пока», но решил не заострять на этом внимания. — Ты отправишь им помощь?

-Конечно, — Мелеагант картинно склонил голову набок, выражая издевательское повиновение, — как не помочь королю, чтоб его дьявол забрал, Артуру?

-Мелеагант, я серьезно! — Уриену было совсем не до смеха. — Там люди, настоящие люди, живые. В чем их вина, что король не может управлять? Они не заслуживают голодной смерти, они…

-Успокойся, — попросил принц де Горр, — ты не представляешь, какими трудами я заманивал и уговаривал наемников жечь именно определенные поля. Те, что труднодоступны от столицы.

-Ты…- Уриен задохнулся, — ты жег хлеб?! Ты обрекал людей на голод?

-Чтобы помочь им. Уриен, в игрищах престола никто не ведет честной борьбы — это факт. Я сделал так, что народ начал страдать. Я же этот народ и спасу. Представь, что ты крестьянин, что живет лишь, зная часть правды. Ты знаешь, что любимый король скончался, что объявился внезапно тот, кто вытащил его меч из камня, его кровь и плоть, и… что ты сделаешь?

-Я начну верить ему, — Уриен понимал что-то в общем смысле, но не мог проникнуться полнотой картины.

-Верно, — Мелеагант щелкнул пальцами, довольный ответом графа. — Но тут в твоих землях начинается мор, мрет скот, а король…ничего не делает. Твоя реакция?

-Я начну злиться, я начну… Мелеагант, ты сволочь!

-Допускаю, — согласился принц. — Но, видишь ли, я просто показал Артуру, что он плохой король. Он не может защитить свои земли, он не может помочь своему народу, а я могу. Он пришел как миссия, и мало скинуть его с престола. Нужно, чтобы народ сделал это. Нужно, чтобы каждый утратил веру в него. Понял?! Мы можем вынести его на копьях армии, но какой смысл, если это будет похоже на вынос знамени и святыни? Мы сделаем его иконой, изгнав таким образом.

-Знаешь, — Уриен неловко кашлянул, — я все-таки подойду к Лилиан и спрошу, что у тебя в голове. Она должна знать.

-Я тебе и без нее скажу, — Мелеагант мягко улыбнулся, — немного от истории, немного философии и любви к искусству, немного обрывочных фактов и чуть-чуть рассудка… все это соединено смесью из моих отношений с отцом и собственными размышлениями. В целом, я обычный человек.

-Ну да, — согласился с отчаянным сарказмом граф, — совсем обычный. Мыслишь, как герой и злодей одновременно, призываешь из стен какую-то гадость и строишь многоходовки на два шага вперед, обычный человек! У меня половина поместий так живет!

-Прекрати, — поморщился Мелеагант, — я хотел бы мыслить иначе. Я хотел бы, чтобы все мои мысли однажды не пригодились мне для борьбы, и я выбрал бы мирную жизнь для собственных чувств.

-Это ты прекрати! — взвился граф в привычной грубоватой, но искренней манере. — Прекрати врать хоть себе, Мелеагант! Самое отталкивающее страдание находит в тебе самоотверженного целителя. Тебе нравится борьба, тебе нравится боль, и это понятно, более того, даже легко объяснимо. Но ты не притворяйся хотя бы…

-Я не пытаюсь притворяться, я пытаюсь понять, откуда в твоем сознании взялись такие мысли? — Мелеагант с подозрением, неослабевающим и нарастающим сверлил взглядом своего друга. — Ты прежде не отличался стройностью мыслей и выводов, а здесь, словно…

-Да потому что я уже тебя знаю! — Уриен перестал пытаться сдерживать себя. Его многое в Мелеаганте поражало, и не всегда поражение это было от восхищения. Он знал, что его друг из числа редких обитателей грешной земли, о которых говорят: «ищет язвы, чтобы лобызать их». Спокойная жизнь не только не вязалась с Мелеагантом, она противилась ему.

Только вот Мелеагант словно бы не видел этого и пытался порою показать себя борцом за мир и покой. И вот это уже было фальшью.

-Ладно, — Уриен сдался, — скажи мне, направишь ты все же помощь людям Камелота или нет?

-Направлю, — спокойно ответил принц де Горр. — Обоз с зерном, обоз с молоком, мясом и фруктами. Масло, что там еще им нужно?

-Спасибо, — буркнул Уриен. — К слову, приказом короля я должен тоже открыть свои закрома для северных жителей Камелота.

-Приказом кого? — вот теперь Мелеагант развеселился не на шутку. — Артур… тебе отдал приказ?

-Да, — граф мрачно взглянул на него, — похоже, ему никто не рассказал, что мой род присягал роду де Горр, а не роду Пендрагонов.

-Не рассказала, — осторожно заметил Мелеагант, призывая графа вспомнить о том маленьком факте, который сам Уриен когда-то и сообщил Мелеаганту, о том, что Артур не пишет приказов сам, их составляет Моргана. Составляет, подает королю на подпись, скрепляет печатью…

-Не рассказала, — согласился граф Уриен Мори, признавая эту неизбежность.

***

-Моргана? — фея, услышав робкий стук в дверь, сделала вид, что ее нет…если угодно, совсем нет — не хотелось отвечать. Даже тот факт, что стоявший гость обнаружил себя, позвав ее по имени, и явил собою саму королеву, не избавил Моргану от нежелания видеть кого-то. Он не принес ей вообще ничего, ровным счетом. Но стук повторился раз, другой, третий…

-Заходи! — сдалась фея, удобнее устраиваясь на своем ложе.

Об этом ложе следует сказать отдельно. Моргана на протяжении всей своей жизни, так или иначе, сталкивалась с отголосками римского или греческого быта. Страстная поклонница истории, попадала она и под опеку содержательницы трактира — Гайи, что воспитывала ее еще маленькой, как свою дочь. Правда, недолго, с того момента, как встретила ее девятилетней, до четырнадцатой весны Морганы, потом Гайю сожгли вместе с трактиром. Моргана в тот вечер не вернулась, загулялась в окрестностях, пытаясь постичь юность любви и понимая уже тогда, что что-то ложится не так в ее сердце…

Вернулась она уже на пепелище. Но, как бы ни складывались ее пути, как бы ни вела Моргану дорога через нищету ли, через скитания, что-то всегда приходило к ней из римско-греческого полотна, сопровождало верным псом. И многое из того, что было в обиталище Гайи, в быту ее римского происхождения, перешло к Моргане.

В том числе и ложе, на котором можно было, полулежа принимать пищу и вести дела. Именно такое Моргана разместила в своих покоях, намеренно обратившись не к Мерлину (как он предлагал), не к Артуру (которому ей бы пришлось еще очень долго объяснять, что именно нужно), а к Николасу. Тот проявил чудеса чувствительности и привез для Морганы такое, приближенное к римскому, ложе. Оно было выполнено из светлого ореха, обшито шелковыми матрасами и подушками.

Моргана возлежала на этом ложе, и слегка, в знак приветствия приподнялась на руках, чтобы кивнуть Гвиневре, затем, также, боком полулегла-полусела.

Гвиневра кивнула ей ответно, и замерла в нерешительности, оглядывая ранее незнакомую ей комнату. Все здесь, каждая деталь, каждый кусочек, каждый предмет, являл собою Моргану, и если бы кто-то потребовал бы одним словом описать дух, витающий в этой комнате, это слово было бы — «бесприютность».

Брошенный небрежно в одно из кресел плащ, строгие пачки листов, скрепленные вразнобой, как попало, неровно и как-то даже издевательски-грубо, чернильница, с мутно поблескивающей черепушкой крышки, несколько перьев, изящно разбросанных по столу… и книги: в тяжелых переплетах, в помятых или же вовсе продырявленных, богато украшенные или же украшенные бедно, но несущие за собою четкое понимание — они не для развлечений. В этой комнате, кажется, было как-то постыдно придаваться каким-то мечтам или безделью, все здесь дышало какой-то брошенной тоской. Кувшин с вином, примостившийся у овального зеркала в витой серебряной раме, куча каких-то флакончиков и тюбиков, куча всего…неуютного! Неживого. В этой комнате прочно поселилось что-то мертвое, совсем неженское, лишенное тепла. Здесь были яркие пятна в корешках книг или в той же чернильнице, но на фоне какой-то странной приглушенности света, что давался с помощью витража стекол, здесь не было ничего, на что упал бы взгляд. И никаких милых и любимых сердцу Гвиневры маленьких кружевных подушечек, ярко

расписанных шкатулок и лоскутков цветного шитья — ничего из того, что королева видела в каждой женской комнате, каждый день.

-Садись, — Моргана кивком головы указала на кресло, где лежал небрежно оставленный плащ феи. Она заметила, что королева зачарованно оглядывает ее обиталище и только вздохнула с легкой горечью, но не промолвила и тени той мысли, что скользнула в ее разуме.

Гвиневра покорно села. Прямая спина, руки сложены на коленях ровно — все, как полагается, как должно быть у хорошей послушницы монастыря, не иначе, и даже глаза опущены в пол.

Да королева ты или кто? Ты ли — властительница Камелота? Ты ли опьянила когда-то сердце Артура? Ты ли — слабая и запуганная девочка… слабая запуганная девочка, у которой желания идут вразрез с вбитым в голову догматом чистоты и чести от псевдоморалистов!

-Чем могу помочь? — Моргана угомонила свои мысли и метания и позволила Гвиневре высказать то, зачем она пришла.

-Я…я не знаю, — Гвиневра поморщилась, словно ей на зуб попало что-то кислое. Моргана со вздохом отложила книгу в сторону и поняла, что серьезного разговора не избежать. — Вернее, я знаю, но не знаю, как сказать…

-Словами. Желательно. — Моргана пыталась быть мягче, призывая на помощь все доступное ей мужество.

-Я не могу подружиться с некоторыми придворными дамами и не знаю, как быть, — Гвиневра призналась в собственном бессилии и чуть не разрыдалась.

-Я тоже не могу подружиться с придворными дамами, потому общаюсь с придворными мужчинами, — Моргана дернула плечом, — здесь всегда будет соперничество, а оно мне не нужно. Ты — королева, перед тобой будут заискивать, а в спину — поливать грязью. Ты не сможешь ничего с этим сделать…ну, разве только казнить пару-тройку дам ежегодно…или по полнолуниям, тогда, быть может, они хотя бы будут тише себя вести.

-Господь учит нас милосердию, — Гвиневра робко взглянула на Моргану, — скажи, как мне полюбить их? Как мне полюбить всех? Как мне любить моего мужа, который не проявляет ко мне никакого тепла и странно остыл? Который не ложится со мной в постель чаще двух раз в неделю, если повезет? Как мне полюбить моего отца, который так глупо выглядит, пытаясь влезть в дела королевства и постоянно натыкаясь на насмешки со стороны совета? Как мне любить…

-А никак, — отозвалась Моргана, — ты не полюбишь никого насильно. Люди — гадкие существа. Думаешь, я люблю всех вокруг? Да я твоего мужа, своего, чтоб его, брата, ненавижу!

Гвиневра вздрогнула, словно Моргана отвесила ей пощечину.

-И меня ты тоже ненавидишь? — тихо спросила она, понуро опуская голову.

-Ты мне ничего не сделала и мне тебя жаль, — признала Моргана, — ненависть, она…знаешь, ненависть ходит где-то рядом с любовью. Не с сочувствием, не с жалостью, не с равнодушием, нет. Она ходит рядом с любовью. Хотя, не заметила я, что ты Ланселота ненавидишь…

Моргана ухмыльнулась, и, глядя в предобморочный лик Гвиневры, поспешила успокоить:

-Только слепой не видит ваших взглядов друг на друга. Ну, и равнодушный тоже. Артур не поймет этого, пока не прозреет. Но он не прозреет, потому что не чувствует к тебе ничего, кроме сочувствия, сожаления, вины…

-Так может мне оставить все? Может уйти в монастырь? Может, уйти в другие земли? Может…

-Не может, — жестко оборвала Моргана. — Твой отец тебя разрежет по кусочкам, если ты хотя бы заговоришь об этом. Да и Артур… представь, как он будет выглядеть в глазах дипломатии? Никак. Жену и ту не смог удержать. Ушла. Посмела. Оставила. Предала народ.

-Это ловушка…- Гвиневра без сил свалилась на подлокотник кресла. — Я отравлю себя.

-И заставишь страдать его, — напомнила Моргана. — Я не собираюсь смотреть на то, как мой друг страдает. Если он и будет страдать, то уж точно не из-за тебя. Это ловушка, Гвиневра, это капкан. Я обещаю тебе, что придумаю выход, но не здесь и не сейчас! Не сегодня, не завтра…может быть, когда рожу.

-Родишь? — Гвиневра — бледная и заплаканная, приподнялась на подлокотнике, и воззрилась на Моргану с немым изумлением.

-Ага, — Моргана провела рукой по животу, — еще не чувствую, срок мал…

-От кого? — Гвиневра залилась румянцем, — от Уриена?

-Ага, — с непередаваемой интонацией отозвалась Моргана, твердо решив, что не в этот час она расскажет Гвиневре, ох, не в этот!

-А он женится на тебе? А ты его любишь? — Гвиневра попыталась ожить. У нее не было своей жизни, и она зажила жизнью Морганы, так как в отсутствии Леи, не могла жить ее жизнью. — А как это…без свадьбы-то? Грешно ведь, перед богом! А Артур знает?

-С грехами разберусь без тебя, — ледяным тоном пообещала Моргана. — Артур…он догадывается, да. Остальное — тебя не касается. Ступай, Гвиневра, у меня много дел…очень много. Ступай и не думай о плохом…

Этим же вечером, Гвиневра, пытаясь играть роль хорошей жены, пришла к Артуру поговорить. Артур лениво ответил на ее ласки, пытался вести беседу, но не слышал и половины из того, что она говорит, пока она не спросила:

-А ты знаешь, что у Морганы будет ребенок?

Артур поперхнулся и словом, и вином, и здравостью.

-От кого? — спросил он, цепенея от ужаса, и, хотя ответ снял с него страх, он принес ему поток слепой ярости.

-От графа Уриена Мори. Она мне сказала так.